Поэзия

Цветаева - Блоку:

Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.

Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.

Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.

 

На самом деле мне нравилась только ты (Д. Быков)

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая - во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.

 

Влюбляются не в лица, не в фигуры,
И дело, как ни странно, не в ногах.
Влюбляются в тончайшие натуры
И трещинки на розовых губах.

Влюбляются в шероховатость кожи,
В изгибы плеч и легкий холод рук,
В глаза, что на другие не похожи,
И в пулеметно-быстрый сердца стук.

Влюбляются во взмах ресниц недлинных
И родинки на худеньких плечах,
В созвездие веснушек чьих-то дивных
И ямочки на бархатных щеках.

Влюбляются не в лица, не в фигуры –
Они всего лишь маски, миражи.
Влюбляются надолго лишь в натуры,
Влюбляются в мелодии души.

Автор: Шаркунова Анна

 

Серые глаза – рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Чёрные глаза – жара,
В море сонных звёзд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза – луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза – песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полёта.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, чёрных.

Как четыре стороны
Одного того же цвета,
Я люблю – в том нет вины –
Все четыре этих цвета.

Редьярд Киплинг

 

Владимир Маяковский "Послушайте"

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
Значит - кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

 

псы ластятся к идущим мимо людям
для них дожить до вечера — победа.
бездомных псов хоронят без прелюдий
в таких холодных мусорных
пакетах.

а чаще т.рупы просто прячет дворник
надеясь, что сгниют, что околеют.
в них прорастают ландыши и корни
деревьев возле Ленинской
аллеи.

гудят в людских квартирах батареи
пока снаружи заморозь в ударе.
бездомных псов не кормят и не греют
бездомным псам ошейников
не дарят.

им скармливают острые осколки,
сны тают у бездомных псов на веках,

и человек не любит их, поскольку
они безумно любят
человека.

(c) туманов

 

Джио Россо

Беги. Нас двоих не удержит земля - такие уж мы титаны. Последнего выдоха не даря и взгляд отведя упрямо, накинув пальто на сутулость плеч, согбенных чужой любовью, и рыжих волос озорную медь резинкой связав тугою, шагни за порог, водрузив ключи на скрюченный гвоздь в прихожей. Беги так легко, обгоняй ручьи, и сумкой сбивай прохожих.
Беги, там подхватит тебя метро, а после - трамвай усталый. И грея ладони горячим ртом внутри дребезжащей тары, забудь обо мне, раствори меня, как сахарный кубик в кофе. Последними всполохами огня закат пробежит по кофте, и рухнет у ног, опалив искрой лодыжку в чулке прозрачном. А после, смешавшись с густой толпой, найди в сигаретной пачке тайм-аут на пару скупых минут в борьбе с мировым гипнозом. Войди в сонный дом, где тебя не ждут, и где на обоях розы истерлись, поблекли, где мрак и пыль, где место под самой крышей. Но это - твой берег, твой порт. Там штиль, там слышно как стены дышат. И в нём, за шестнадцать кварталов до, вдохни глубоко и жадно, где нет ни меня, ни моих следов, и привкусом шоколадным ликёр пусть согреет твою гортань, тугие узлы развяжет.
Сгори. Возродись. Из костра восстань, и кожу отмой от сажи.

Скорей. Нас двоих не удержит земля - такие уж мы титаны. Пусть щеки и губы мои горят, пусть вскроются снова раны, но я побегу по ступеням вниз, сдвигая ладонью стены. Считая мерцающие огни, пульсацию слыша вены, я брошусь на улицу, врежусь в дождь, ускорившись до предела. Меня прожуёт и проглотит ночь, зубами раздавит тело, и тенью безмолвной швырнет в толпу снующих полночных пташек. И я ещё яростней побегу, туда, где рассвет не страшен. Здесь цель - равновесие всех планет. Нам рядом нельзя - разрушим. И если захочешь найти мой след, и город вдруг станет душен, запри себя в комнате на замок, прижмись к батарее тёплой. Я там, где граничат песок и мох, где лица туманом стёрты. Я буду спасаться, спасая нас. Я буду гореть, сгорая. Оставив сомнения про запас, держаться на шаг от края. Но двигаясь точкой, теряя нить, меняя Арктур на Вегу, я буду упрямо тебя любить весь срок своего побега.

 

Мила Машнова

Мы друг без друга... Нет, мы, конечно, выживем,
Словно стволы деревьев на поле выжженном,
Будем тянуть обугленные запястья
В ложной надежде регенерировать счастье.

Мы не погибнем, мы, безусловно, выживем,
Просто начнём боятся заката рыжего
Или всего, что напоминает полымя,
После которого станем навеки полыми.

Мы друг без друга... Нет, мы, бесспорно, выживем,
Чтобы войти в историю чью-то книжную,
Символизируя жертвенность, что воспета.
Мы друг без друга сможем. Но жизнь ли это?

 

Если сломался, то можно, конечно, просто упасть и смотреть в темноту. Рваные раны длиной в бесконечность будут ползти от груди к животу. Боли утраты - голодные волки, мигом сожрут все надежды на свет. Горсти семян превратятся в осколки, льдом прорастут в непришедший рассвет.

Можно сжимать в кулаках свои мысли - острые бритвы, что режут насквозь, режут глазами предателей-близких, тех, кто не слышит ни криков, ни просьб. Фото их вскоре забьются под ребра,
яд их ухмылок отправится в кровь. Каждый удар поначалу был "добрым", каждый сулил лишь совет да любовь.

Можно по сердцу размазывать слёзы, пальцами шарить в могиле мечты. Можно задаться жестоким вопросом: можно ли выжить, упав с высоты?
Вроде, сломавшись, есть шанс починиться. Сам будешь дольше, но могут помочь - кто-то случайный как первая птица, ранней весной прилетевшая в ночь.

Вроде вставали с поломанным сердцем. Вроде бывали такие как ты - те, кто разбился в попытке согреться, в поисках близких, любви и мечты. Падали больно, пытались подняться, снова цеплялись за горный хребет. Сами чинились, и ты не сдавайся. Может, сейчас я пишу о тебе...

(с) Deacon

 

Сергей Есенин

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, —
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.

Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер!»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

 

Чем больше узнаю людей,
Тем больше нравятся собаки.
Они честней, они добрей,
По пустякам не лезут в драки.

Не лгут, не пьют, не предают,
Не обижают так беспечно,
И в душу ядом не плюют,
И понимают всё, конечно.

Чем больше узнаю людей,
Тем больше нравятся собаки.
Они как друг с тобой везде
Пойдут, не пятясь, точно раки.

Разборчивые их глаза
Не побегут за первым встречным,
И даже если «против» — «за»,
И понимают всё, конечно.

Чем больше узнаю людей,
Тем больше нежности к собакам
Различных видов и мастей,
Безхвостым, стриженным, лохматым,

Что платят за добро добром
И в дружбу верят бесконечно,
Не треплют длинным языком
И понимают всё, конечно.

Мне невдомёк, в конце концов,
За что в ругательной атаке
Друг другу тычем мы в лицо,
Мол, дескать, злые, как собаки.

Нам до таких ещё расти,
Чтоб вровень стать с их благородством,
А им вовек не доползти
До человеческого скотства.

 

Игорь Тальков "Памяти Виктора Цоя"

Поэты не рождаются случайно
Они летят на землю с высоты
Их жизнь окружена глубокой тайной
Хотя они открыты и просты.
Глаза таких божественных посланцев
Всегда печальны и верны мечте
И в хаосе проблем, их души вечно светят тем
Мирам, что заблудились в темноте.

Они уходят, выполнив задание
Их отзывают высшие миры.
Неведомые нашему сознанью
По правилам космической игры.
Они уходят, не допев куплета
Когда в их честь оркестр играет туш
Актеры, музыканты и поэты
Целители уставших наших душ.

В лесах их песни птицы допевают
В полях для них цветы венки совьют
Они уходят вдаль, но никогда не умирают
И в песнях, и в стихах своих живут.
А может быть, сегодня или завтра
Уйду и я таинственным гонцом
Туда, куда ушёл, ушёл от нас внезапно
Поэт и композитор Виктор Цой.

 

Игорь Тальков "Моя любовь"

Всë как будто шло своим путëм, медленно и верно:
Успех в делах, семья и дом лечили раненые нервы,
Не будили звездные дожди моего воображенья,
И превратились виражи в плавное скольженье.

Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость,
Несвоевременная страсть, горькая, а сладость?
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи,
И, что мне делать с тобой такой, я не знаю.

Вздрогнул, как от выстрела, мой дом, стены закачало,
Когда в окно твоим крылом счастье постучало.
Понимал ли дом, что он теперь для меня стал тесен,
Оставив незакрытой дверь и окон не завесив.

Скажи, откуда ты взялась и опоздать не испугалась,
Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость,
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи,
И, что мне делать с тобой такой, я не знаю.

Мой уютный замок из песка стал как будто ниже,
И заменили облака рухнувшую крышу.
Ты смотрела, как под крышей той разгорались страсти,
Сказав, что на беде чужой мы не построим счастья.

Да я бы мог, конечно, отпустить тебя, но это не поможет
Чужому горю, ведь простить меня мой дом уже не сможет;
Расстаться можно и любя, боль рассосется понемногу,
Но только, обманув себя, мы обмануть не сможем Бога.

Скажи, откуда ты взялась?!!
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи,
И, что мне делать с тобой такой?
Не знаю...

 

Это мой первый раз -
мятных губ твоих вкус.
Это твой первый джаз.
Это мой первый блюз.

Ты - василиск, и
я целую твои глаза.
Горек и сладок риск,
в жилах кипит азарт.
Ты закрываешь дверь,
я - срываю замок.
Ты говоришь: ''зверь''.
Я говорю: ''Бог
отпустит мои грехи.
Если же я - волк,
значит -
беги''.

Ты - приглушаешь звук.
(разум, спокойных снов).
Слово из шести букв?
- только бы не ''любовь''.

Делаешь шаг назад.
Плавится
пар
кет.

Шепчешь:
''нас ждет Ад''.
Я говорю: ''свет -
это большой обман.
Света и Тьмы нет.
Свет - это ты
сам''.

(ты - это мой свет).

Ты - василиск, и
я закрываю твои глаза.
Горек и сладок риск,
сорваны тормоза.

Это твой первый джаз.
Это мой первый блюз.
Это мой первый раз.
Когда
я
лю
б
лю.

(с) Джио Россо

 

Эдуард Асадов "Они студентами были"

Они студентами были.
Они друг друга любили.
Комната в восемь метров -
чем не семейный дом?!
Готовясь порой к зачетам,
Над книгою или блокнотом
Нередко до поздней ночи сидели они вдвоем.

Она легко уставала,
И если вдруг засыпала,
Он мыл под краном посуду и комнату подметал.
Потом, не шуметь стараясь
И взглядов косых стесняясь,
Тайком за закрытой дверью
белье по ночам стирал.

Но кто соседок обманет -
Тот магом, пожалуй, станет.
Жужжал над кастрюльным паром их дружный
осиный рой.
Ее называли "лентяйкой",
Его - ехидно - "хозяйкой",
Вздыхали, что парень -
тряпка и у жены под пятой.

Нередко вот так часами
Трескучими голосами
Могли судачить соседки,
шинкуя лук и морковь.
И хоть за любовь стояли,
Но вряд ли они понимали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!

Они инженерами стали.
Шли годы без ссор и печали.
Но счастье - капризная штука,
нестойка порой, как дым.
После собранья, в субботу,
Вернувшись домой с работы,
Жену он застал однажды целующейся с другим.

Нет в мире острее боли.
Умер бы лучше, что ли!
С минуту в дверях стоял он,
уставя в пространство взгляд.
Не выслушал объяснений,
Не стал выяснять отношений,
Не взял ни рубля, ни рубахи,
а молча шагнул назад...

С неделю кухня гудела:
"Скажите, какой Отелло!
Ну целовалась, ошиблась...
немного взыграла кровь!..
А он не простил - слыхали?"
Мещане! Они и не знали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!

 

Роберт Рождественский

Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг —
один
и враг —
один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей —
жила.

Человеку надо мало:
после грома —
тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь —
одну.
И с.мерть —
одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И —
межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности, —
немного.
Это, в общем-то,
— пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку
мало
надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.

 

тем -
кто под гнетом тревоги не спит ночами, кто в незрячем подъезде поздно гремит ключами, в такт с бесстрашной музыкой, встроенной под ключицы. тем, кто рушил башни, кормил драконов, сбегал без рыцарей. тем, кто видел знаки в надписях на стенах, кто вмерзал в остановки, просил сделаться птицею и растением, кто учил стихи/рэп, карты метро/таро, латынь.
кто умел летать,
даже если почти забыл, каким тут бывает небо. и луна им латунь, и зимы сплошная синь, от которой тонуть бы в глазах смотрящего.
у кого в груди ларчик с иглой или же черный ящик, у кого не город родной - спящий огромный ящер, которого разбудить бы, научить дышать полной грудью/огнем до первых метеоритов.
кто бросает обиду не глядя, солью и за плечо. у кого под каждым шажочком мучительно горячо, что ножи им, русалочка, если для них любая земля как лава.
кто живет в онлайне, дедлайне или сплошной облаве, кто забавит больших и умных, маленьких и удалых.
тем, кто рос на сказках/тем, кто дорос до сказок, тем, кто ищут своих льюиса, оле, ганса, не сжигают игрушки, не строят стены, не стонут стадно.
тем, кто могут быть стальными и мармеладными. всем опаловым и опальным, их опаленым перьям. кто хоть раз бежал за поездом/впереди паровоза, за синей птицей. тем, кто звал волков, покуда ему не верили, тем, кто сделался волком, когда на призыв откликнулись.
кто хотел перекинуться, обратиться, кто терял себя и новые рукавицы, там, где улицы грязными бинтами лежат внахлест. кто стоял на коленях, кто поднялся во весь свой рост, кто гадал на братьев-сестер, а не на ожидаемых женихов, кто узнал, как жжется крапива, когда невозможно вскрикнуть, отрастить себе крылья, людское скинув, кто подставил плечо и спину, но не подставил щеку.
тем, кого разбили с разгромным счетом,
тем, кто ест себя как чертов уроборос. тем, кто есть в себе, как в каморке синебородого барона, тем, кто знает, что пламя его не тронет, значит, все темницы дворцов вспыхнут однажды ночью.
тем, глядит кто, как прежняя кожа, корчась, догорает предательски.
кто останется, когда все разбредутся, на тропы не бросив крошек. тем кто носит солнце медяком на дне своего кармашка, обжигая костяшки аверсом, кто твердит о хорошем, когда всем чертовски страшно,
кто подскажет дорогу, когда сам заплутал в чащобе.

я пою для них (для тебя тоже)
для кого еще-то.

(с) стихающее

 

Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы ты не родилась.

Даже если бы ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
стихией, что прячет в недрах Земля —
я бы любил тебя.

Даже если бы ты не была
моей,
а была
подневольной,
чьей-то женой,
подарившей ему дочерей,
сыновей.
Обезумевшей,
слабой,
смертельно больной,
собиравшей в ладони искры огня —
я бы любил тебя.

Даже если бы ты создана,
ветром,
пеплом,
порохом,
бурей в пустыне,
островом,
океаном,
планетой,
городом,
той, никогда не любившей меня —
я бы любил тебя.

Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.

Я буду любить тебя, даже если

даже если
тебя
нет.

Джио Россо

 

Ой, прям ностальгия! В подростковом возрасте именно эти стихи переписывали в тетради друг у друга. Многие девочки заводили тетради, в которые переписывали стихи, в основном про любовь.

 

Да, мы тоже)